Второй день прошел, как и первый: неспешно, слегка бестолково и без всяких происшествий. А на следующее утро оказалось, что продуктов осталось только для завтрака. Автобус же должен был приехать лишь под вечер.
Валентин ругнулся и пошел в лагерную контору: звонить в город, чтобы пошевелились и прихватили еды.
Но телефонный аппарат был безмолвен, как чугунный утюг. Случайность? Или тут что-то не то? Вернее, наоборот «то»! Одно к одному… «Ладно, не будем трепать себе нервы раньше срока», — решил Валентин. А ребятам сказал:
— Приключения есть приключения. Робинзону приходилось труднее…
— Не помрем! В кладовке мы с Кренделем полкуля картошки раскопали, — похвалился Кудрявость Номер Один. — Правда, дряблая малость, да в костре печь можно…
Для обеда сэкономили буханку хлеба и банку тушенки, приготовили картофельную кашицу с мясными прожилками. Мишка Дыров, приятель-адъютант Ласьена, проворчал в сторонке:
— И так жрать нечего, дак еще нахлебник дачник тут же…
Ласьен дал Мишке леща и оглянулся, ища одобрения. Валентин отвернулся. Юрик всего этого, к счастью, не видел и не слышал. Он и Сопливик на костровой площадке готовили сучья и щепки. Словно знали заранее, что вечером автобуса не будет. Любопытно, что Юрик относился к Сопливику с заметной симпатией. Не только не прогонял от себя, но часто о чем-то с ним разговаривал. И если дело какое-то, они, как правило, оказывались в паре. Сопливик тихонько цвел от этой мимолетной дружбы и даже перестал липнуть к Валентину. Но впрочем, все равно часто крутился неподалеку, на глазах…
Вечером автобус не пришел. «Как и следовало ожидать», — с тихой яростью подумал Валентин. Телефон, естественно, не работал.
Снова провели вечер у костра, закусывая разговоры испеченной в углях и посоленной картошкой (соли-то хватало!).
Когда все улеглись (а случилось это чуть ли не в полночь), Валентин при свете чудовищно располневшей, тяжелой луны пошел опять в кабинет начальницы со слабой надеждой на чудо: вдруг заработал телефон?
Чуда, разумеется, не было.
Когда Валентин шел обратно, его встретила у крыльца спальни Алена.
— Валентин Валерьич, Илюшка Митников не спит, плачет…
Илюшка плакал тихонько. Подрагивал под натянутой простыней плечами, всхлипывал в подушку. Валентин присел на краешек его кровати. Положил руку Илюшке на голову. Тот притих. Валентин поднял мальчишку, посадил к себе на колени, будто малыша (и ощутил на расстоянии, как ревниво напрягся в своей кровати Сопливик; ничего, потерпишь).
— Ну, что ты, Илюшка… Чего ты так боишься? Никто от тебя не откажется из-за опоздания… Они, наоборот, беспокоятся за тебя сейчас…
Он опять всхлипнул:
— Сперва беспокоятся, а потом… надоест…
— Разве может надоесть тот, кого любят? Смешной ты, честное слово…
— А почему автобуса нет?.. Может… это нарочно…
— Просто из-за разгильдяйства чиновников. Обычное дело.
— А если и завтра не будет?
— Утром я пойду на шоссе, там телефоны-автоматы городской линии… Или уговорю водителя какого-нибудь пустого автобуса отвезти нас в Краснохолмск, деньги у меня есть, не разорюсь… Так что завтра ты будешь веселый и счастливый, поверь мне.
Илюшка вздохнул со всхлипом, но уже успокоенно…
— Спи и не думай о плохом… — Валентин уложил его и сам лег на свою кровать — ближнюю от двери. Не раздеваясь.
Юрик тихо поднялся, подошел к окну. Сел на подоконник, прислонился к косяку. Наверное, смотрел на луну. Или ждал чего-то? Валентин не стал окликать его. Уснул…
Утром телефон по-прежнему мертво молчал. Создавалась уже явно ненормальная обстановка. Инстинкт подсказывал даже какую-то опасность. И голос Валентина приобрел сдержанно-командирское звучание.
— Шамиль! Раздувай костер, испечете картошку. Я двигаюсь на шоссе. Я и… — Валентина словно толкнуло. — Юрик! — Он заметил, как опять ревниво напрягся Сопливик. Однако в разведке нужны не такие вот липучки, а деловые ребята постарше. Вроде Шамиля или Юрки. Но Шамиль должен остаться командиром здесь…
В лагерной кладовой нашлись два велосипеда (на одном раскатывал в свое время Мухобой). Валентин подкачал колеса, подогнал для Юрки седло, и они покатили по проселочной дороге — рядышком, по двум травянистым колеям.
Велосипеды были старые, да и путь — не асфальт. Но до шоссе не больше шести километров, и Валентин рассчитывал добраться самое большее за полчаса. Молча давили на педали. Только где-то на полпути притомившийся Юрик выдохнул:
— Давно не ездил на такой… бабкиной прялке… Это мой друг Филька Кукушкин так про свой велосипед говорит — «бабушкина прялка»… Он маленько на Женьку похож.
— Велосипед?!
— Филипп. Филька… — засмеялся Юрик.
— А… на какого Женьку? — не понял Валентин.
— Ну, на здешнего, на Протасова…
«На Сопливика!.. Значит, он — Протасов…»
Юрик сказал:
— Только Филипп побойчее… И не сирота…
— А у тебя какой велосипед? — спросил Валентин, чтобы сменить разговор. — Или никакого?
— У меня… боевая лошадь, — почему-то вздохнул Юрик. Видать, пошутил так.
И в этот момент им перегородил дорогу черно-белый полосатый шлагбаум. Которого здесь, в лесу, никогда не было.
С обочины шагнул навстречу парень в пятнистом облачении, в такой же кепке с большущим козырьком и полевой армейской кокардой. С маленьким автоматом под локтем.
— Куда?
— Туда, — сразу наливаясь раздражением в ответ на казарменный тон, сказал Валентин. — К шоссе, естественно.
— Не положено.
— Не положено, так положи… — не сдержался Валентин. — Позови начальника.